Истари

Наиболее полный вариант «Истари» был записан, по всей видимости, в 1954 г . (о происхождении этого текста см. введение). Здесь я привожу его целиком, и далее буду именовать его «эссе об истари».

«Волшебник»¹ — это перевод квенийского слова «истар» (синдарское «итрон»): один из членов «ордена» (как его называли), претендующий на то, что он владеет выдающимися познаниями об истории и природе мира, и действительно демонстрирующий такие познания. Этот перевод отчасти верен, поскольку слово «волшебник» родственно древнему слову «волхв», обозначающему человека, владеющего тайным знанием, но все же не вполне удачен, поскольку «Херен истарион» или «Орден волшебников» очень сильно отличался от «волхвов» и «волшебников» более поздних легенд; они всецело принадлежали Третьей эпохе и ушли вместе с ней, и никто — за исключением разве что Эльронда, Кирдана и Галадриэли — не знал, чем они были и откуда пришли.

Люди, которым доводилось иметь с ними дело, поначалу думали, что истари — тоже люди, обретшие мудрость, знания и необычайные способности путем длительных тайных изысканий. Впервые истари появились в Средиземье примерно в 1000 году Третьей эпохи, но долгое время они бродили по миру в скромном облике. Они выглядели как люди, уже старые годами, но крепкие телом, странники, собиравшие знания о Средиземье и обо всех, кто в нем обитает, и никому не открывавшие ни своих способностей, ни своих целей. В те времена люди редко видели их и не обращали на них особого внимания. Но когда тень Саурона начала расти и снова обретать зримый облик, волшебники стали более деятельны и принялись искать возможность противостоять росту Тени и помогать эльфам и людям осознать грозящую им опасность. Тогда среди людей, по городам и весям, поползли слухи о странствиях волшебников и об их вмешательстве во многие дела; и люди заметили, что волшебники не умирают и пребывают неизменными (разве что становятся чуть старше на вид), в то время как у людей сменяется поколение за поколением. Поэтому люди начали побаиваться их — даже те, кто их любил, — и причислять их к народу эльфов (с которыми волшебники и вправду общались довольно часто).

Но волшебники не были эльфами. Они пришли из-за моря, с Заокраинного Запада, хотя долгое время об этом знал лишь Кирдан, хранитель Третьего Кольца, владыка Серых Гаваней, который видел, как они прибыли к западным берегам. Они были посланцами Владык Запада, валар, которые по-прежнему заботились о Средиземье, — и когда снова пробудилась тень Саурона, валар избрали этот способ, дабы противостоять ему. С дозволения Эру они отправили посланцев, принадлежащих к их собственному высокому чину, но облаченных в человеческие тела, — не просто зримые обличья, но настоящие тела, подверженные и страху, и боли, и земной усталости, способные испытывать голод и жажду, и даже погибнуть; однако благодаря обитающему в их телах благородному духу они не умирали, а лишь старились от многолетних трудов и забот. Валар поступили так потому, что желали исправить ошибки прошлого — особенно то, что они пытались хранить и опекать эльдар, являясь во всей своей мощи и славе; теперь же их посланцам запрещено было являть свое величие или пытаться управлять волей людей и эльфов, открыто проявляя свою силу. Они явились в обличье слабых и смиренных существ, и им велено было давать людям и эльфам советы и склонять их к добру, и стараться объединить в любви и понимании всех тех, кого Саурон, буде он возвратится, постарается подчинить себе и развратить.

Число входивших в этот орден неизвестно; но что касается тех, кто пришел на север Средиземья, где было больше надежды на победу (поскольку именно здесь жили остатки дунедайн и эльдар), главных из них было пятеро. Первый из пришедших отличался благородством облика и манер. У него были волосы цвета воронова крыла и дивный голос, и одевался он в белое. Искусны были его руки, и почти все, даже эльдар, считали его главой Ордена². Следом явились и другие: двое носили одежды синие, как море, а один — бурую, словно земля; и последним пришел тот, кто выглядел наименее внушительно. Ростом он был ниже прочих и выглядел более старым. Волосы его были седыми, а одежда — серой, и он опирался на посох. Однако Кирдан с первой же их встречи в Серых Гаванях распознал в нем наиболее великий и мудрый дух; он приветствовал этого волшебника с почтением и передал ему Третье Кольцо — Нарью, Красное.

— Ибо великие труды и опасности ждут тебя, — сказал Кирдан. — Прими же это Кольцо — пусть оно станет тебе помощью и поддержкой, дабы дело твое не оказалось непосильным. Мне оно было доверено лишь для того, чтобы хранить его в тайне, и здесь, на западных берегах, оно праздно; но думается мне, что в ближайшее время оно должно перейти в более благородные руки, к тому, кто сможет с его помощью воспламенять сердца мужеством³.

И Серый Посланец принял это Кольцо, и хранил его в тайне; однако Белый Посланец (который был весьма искусен в раскрытии всяческих секретов) через некоторое время догадался об этом даре, и позавидовал ему, и это положило начало его скрытой неприязни, обращенной против Серого Посланца, которая впоследствии сделалась явной.

Позднее Белый Посланец стал известен среди эльфов под именем Курунир, Искусник, или на языке людей Севера — Саруман; но это было уже после того, как он вернулся из своих длительных странствий, пришел в королевство Гондор и поселился там. О Синих волшебниках на Западе знали мало, и у них не было иных имен, кроме Итрин Луин, «Синие волшебники»; ибо они ушли на Восток вместе с Куруниром, но обратно так и не вернулись. Остались ли они на Востоке, заниматься тем, ради чего были посланы, или погибли, или же, как полагают некоторые, Саурону удалось завлечь их в тенета и сделать своими слугами — о том ныне неведомо⁴. И то, и другое, и третье вполне вероятно, поскольку, хотя это и может показаться воистину странным, истари, будучи облачены в средиземские тела, могли, как и люди или эльфы, изменить своим целям, и в поисках силы, нужной, чтобы творить добро, начать творить зло, позабыв о самом добре.

Отдельный отрывок, написанный на полях, явно относится сюда же:

Ибо, на самом деле, говорят, что, поскольку истари были воплощены, многое им приходилось постигать заново, медленно и постепенно, на собственном опыте, и хотя они знали, откуда пришли, память о Благословенном королевстве была для них отдаленным видением, о котором они безмерно тосковали (до тех пор, пока оставались верны своему делу). Таким образом, терпя по доброй воле боль изгнания и козни Саурона, они могли исцелять бедствия того времени.

В действительности изо всех истари лишь один до конца остался верен своему делу, и это был тот, который пришел последним. Ибо Радагаст, четвертый, возлюбил многочисленных зверей и птиц, обитающих в Средиземье, и покинул эльфов и людей, и проводил свои дни среди диких животных. За это он и получил свое имя, которое, как говорят, на старом нуменорском наречии означает «пастырь животных»⁵. А Курунир Лан, Саруман Белый, пал, позабыв о своем высоком предназначении; он сделался горд и нетерпелив и, возлюбив власть, принялся стремиться к тому, чтобы силой утвердить свою собственную волю и вытеснить Саурона; но этот темный дух, более могущественный, чем Саруман, завлек его в свои тенета.

Последнего же из пришедших звали среди эльфов Митрандиром, Серым Странником, поскольку он не оставался надолго на одном месте и не стремился приобрести ни богатства, ни сторонников, а лишь бродил по западным землям от Гондора до Ангмара и от Линдона до Лориэна, и помогал всем, кто в этом нуждался. Дух его был горячим и пылким (а Кольцо Нарья еще и усилило эту горячность), ибо он был врагом Саурона и противостоял огню, который истребляет и опустошает, силою огня, что воспламеняет и помогает в отчаяньи и бедствии; но его радость и быстро вспыхивающий гнев были скрыты одеянием, серым как пепел, и лишь те, кто хорошо его знал, могли различить проблески этого внутреннего пламени. Он мог быть весел и добродушен с юными и простодушными, и в то же время не скупился на резкие слова и на отповедь глупцу; но он не был заносчив и никогда не искал ни власти, ни славы, а потому его повсюду любили все, кто сам не страдал гордыней. По большей части он, не зная устали, путешествовал пешком, опираясь на посох, и потому среди людей Севера его прозвали Гэндальфом, что означало «эльф с жезлом». Люди считали (ошибочно, как уже говорилось), что он из эльфов, поскольку он временами показывал им удивительные вещи, более всего любя красоту огня; однако он творил эти чудеса по большей части ради радости и веселья, а не для того, чтобы внушать окружающим трепет или заставлять их из страха принять его советы. В другом месте рассказано о том, как в то время, когда Саурон снова воспрянул, Митрандир тоже воспрянул и отчасти явил свою силу, и, встав во главе тех, кто противостоял Саурону, в конце концов одержал победу и ценой бдительности и тяжких трудов добился того исхода, который замыслили валар под рукой Единого, что превыше их. Но сказано также, что, когда близился конец трудов, ради которых явился Митрандир, он испытал тяжкие страдания, и был убит, и на краткий срок возвращен из мертвых, и на это время он облачился в белое и сделался сияющим пламенем (хотя по-прежнему скрывал его, обнаруживая лишь при крайней необходимости). А когда все закончилось, и Тень Саурона была изгнана, Митрандир навсегда ушел за Море. Курунир же был повержен, принижен, и в конце концов погиб от руки угнетенного раба; и дух его удалился туда, куда ему было предназначено (где бы это место ни находилось), и в Средиземье, будь то обнаженным или во плоти, никогда более не возвращался.

В ВК об истари в целом упоминается лишь один-единственный раз — в приложении B, во вступлении к «Повести лет» Третьей эпохи:

Когда прошло около тысячи лет и на Великое Зеленолесье впервые пала тень, в Средиземье появились истари, или волшебники. Впоследствии говорили, что они пришли с Дальнего Запада, и что их послали, дабы противостоять силе Саурона и объединять всех, у кого хватает воли сопротивляться ему; но им запрещено было противопоставлять мощи Саурона свою мощь или пытаться силой или страхом подчинять себе эльфов или людей.

А потому они пришли в облике людей. Они никогда не были молодыми, но старели очень медленно, и велика была сила их рук и ума. Свои истинные имена они открывали немногим, и звались теми именами, которые им давали. Двоих самых могущественных волшебников (говорят, что всего в ордене их было пятеро) эльдар прозвали Куруниром, «Искусником», и Митрандиром, «Серым Странником», а люди Севера звали их Саруманом и Гэндальфом. Курунир часто путешествовал на Восток, но в конце концов обосновался в Изенгарде. Митрандир же теснее всего дружил с эльфами, странствовал большей частью по западным землям и никогда не устраивал себе постоянного жилища.

Ниже приводится повествование о хранителях Трех эльфийских Колец, в котором сказано, что Кирдан отдал Красное Кольцо Гэндальфу, когда тот прибыл в Серые Гавани из-за моря («ибо Кирдан прозревал дальше и глубже, чем кто-либо в Средиземье»).

Таким образом, приведенное выше эссе об истари содержит много сведений о них и об их происхождении, не вошедших во ВК (а также некоторые чрезвычайно любопытные упоминания о валар, о том, что они продолжали заботиться о Средиземье, и о том, что они признали совершенную в древности ошибку, — но обсуждать все это здесь не представляется возможным). Наиболее примечательно в эссе упоминание о том, что истари «принадлежали к их высокому чину» (чину валар), и об их телесном воплощении⁶. Но стоит обратить внимание также и на то, что истари пришли в Средиземье не одновременно; что Кирдан угадал в Гэндальфе величайшего из волшебников; что Саруман знал о том, что Гэндальф владеет Красным Кольцом, и завидовал этому; мысль о том, что Радагаст не исполнил своего долга; на еще двух безымянных «Синих волшебников», ушедших вместе с Саруманом на восток, но, в отличие от него, так и не вернувшихся в Западные земли; на количество членов ордена истари (сказано, что оно неизвестно, но из тех, кто пришел на север Средиземья, «главных» было пятеро); на объяснение значения имен Гэндальфа и Радагаста, и на синдарское слово ithron , мн.ч. ithryn .

Касающийся истари отрывок в главе «О Кольцах Власти» («Сильмариллион») на самом деле очень схож по содержанию с процитированным выше отрывком из приложения B к ВК, и местами чуть ли не дословно с ним совпадает; но, кроме того, в него входит следующая фраза, согласующаяся с эссе об истари:

Курунир был старейшим из них, и пришел первым, следом за ним — Митрандир и Радагаст, и другие истари, что ушли на Восток Средиземья и не упоминаются в этой истории.

К сожалению, большинство прочих текстов, касающихся истари, представляют собой всего лишь сделанные наспех наброски, зачастую не поддающиеся прочтению. Тем не менее исключительный интерес представляет краткий, очень торопливый черновик повествования о совете валар, созванном, по всей видимости, Манве («и, возможно, он обращался за советом к Эру?»), на котором было решено отправить в Средиземье трех посланцев. «Но кто же пойдет туда? Они должны быть могущественны, под стать Саурону, но им следует отречься от могущества и облечься в плоть, чтобы уравнять себя с эльфами и людьми и завоевать их доверие. Но тем самым они сделаются уязвимы для опасностей, их мудрость и знания умалятся, а страхи, заботы и усталость, порождаемые плотью, станут сбивать их с пути». И вперед выступили лишь двое — Курумо, которого избрал Ауле, и Алатар, которого послал Ороме. Тогда Манве осведомился, где Олорин. А Олорин, облаченный в серое, только что вернулся из путешествия и присел в отдалении. Он спросил, что хочет от него Манве. Манве ответил, что он желает, чтобы Олорин стал третьим посланцем (в скобках замечено, что «Олорин любил эльфов, оставшихся в Средиземье», — видимо, чтобы объяснить выбор Манве). Но Олорин возразил, что он слишком слаб для такого поручения, и что он боится Саурона. Тогда Манве сказал, что тем больше для него причин идти, и что он приказывает Олорину отправиться в Средиземье (далее следует неразборчивый фрагмент, в котором вроде бы присутствует слово «третьим»). Но Варда подняла глаза и сказала: «Не третьим», — и Курумо запомнил эти слова.

Текст заканчивается упоминанием о том, что Курумо (Саруман) взял с собой Айвендиля (Радагаста), потому что за него просила Йаванна, а Алатар взял себе в товарищи Палландо⁷.

В другом наброске, явно относящемся к тому же периоду, сказано, что «Курумо пришлось взять с собой Айвендиля, чтобы угодить Йаванне, супруге Ауле». Там же имеется табличка, сопоставляющая имена истари с именами валар: Олорин в ней соотносится с Манве и Вардой, Курумо — с Ауле, Айвендиль — с Йаванной, Алатар — с Ороме, и Палландо — тоже с Ороме (позднее вместо Ороме вписаны Мандос и Ниэнна).

Если принять во внимание процитированный выше отрывок, становится ясно: эти соотношения между истари и валар означают, что каждый из истари был выбран кем-то из валар в соответствии с его врожденными свойствами — возможно даже, что они принадлежали к «народам» этих валар, в том же самом смысле, в каком о Сауроне в «Валаквенте» («Сильмариллион») сказано, что «изначально он был одним из майяр Ауле, и всегда оставался весьма сведущ в мудрости этого народа». Таким образом, весьма примечательно, что Курумо (Саруман) был избран Ауле. Здесь никак не объясняется, почему явное желание Йаванны видеть в числе истари кого-нибудь из тех, кто особенно любит ее творения, могло быть исполнено лишь за счет навязывания в спутники Саруману Радагаста; в то же время высказанное в эссе об истари предположение, что неумеренная привязанность Радагаста к животным Средиземья привела к тому, что он забыл, ради чего был послан туда, похоже, не очень-то согласуется с мыслью о том, что он был избран самой Йаванной. Кроме того, и в эссе об истари, и в главе «О Кольцах Власти» говорится, что Саруман пришел первым, и что он пришел один. Но, с другой стороны, намек на то, что общество Радагаста было навязано Саруману против его воли, можно усмотреть в чрезвычайно презрительном отношении Сарумана к Радагасту, о котором упоминает Гэндальф на совете у Эльронда:

— Радагаст Бурый! — расхохотался Саруман, не скрывая более своего презрения. — Радагаст-Укротитель Пташек! Радагаст-Простак! Радагаст-Дурак! У него хватило ума как раз на то, чтобы сыграть роль, которую я ему отвел.

При том, что в эссе об истари говорится, что у двоих, ушедших на Восток, не было иных имен, кроме Итрин Луин — «Синие волшебники» (конечно же, имеется в виду, что у них не было имен, известных на западе Средиземья), здесь они названы по именам — Алатар и Палландо, и сказано об их связи с Ороме, хотя и не указывается, что именно их связывает. Возможно — хотя это не более, чем предположение, — что Ороме лучше всех прочих валар знал отдаленные области Средиземья, и Синим волшебникам изначально было предназначено отправиться в те края и остаться там.

За исключением того факта, что эти наброски об избрании истари явно написаны после завершения ВК, у меня нет никаких сведений о том, как они соотносятся по времени создания с эссе об истари⁸.

Ни о каких других рукописях, касающихся истари, мне не известно — если не считать нескольких совершенно не проработанных, местами неразборчивых набросков, явно написанных намного позже предыдущих и, возможно, относящихся к 1972 г .:

Приходится предположить, что все они [истари] были майяр, существами «ангельского» чина, хотя и не обязательно одного ранга. Майяр были «духами», но способны были воплощаться, и могли принимать «человекоподобный» (в особенности эльфийский) облик. О Сарумане говорили (например, сам Гэндальф), что он был главой истари — то есть в Валиноре он был более значительной фигурой, чем остальные. Очевидно, следующим по рангу был Гэндальф. Радагаст изображен как личность, значительно уступающая им в силе и мудрости. О двух других в опубликованных работах не говорится ничего, за исключением упоминания о пяти магах в перебранке Гэндальфа и Сарумана («Две твердыни», III, 10). Это были майяр, посланные валар в решающий момент истории Средиземья на помощь эльфам Запада, чьи силы слабели, и людям Запада, оставшимся несовращенными, которые сильно уступали в численности людям Востока и Юга. Насколько можно видеть, каждый из них волен был выполнять эту задачу по своему усмотрению; они не получали приказа действовать совместно, единым фронтом, объединив свои силы и мудрость; каждый из них обладал разными способностями и склонностями, и валар избрали их именно с расчетом на это.

Прочие тексты касаются одного лишь Гэндальфа (Олорина, Митрандира). На обороте одной из страниц повествования о том, как валар избирали истари, записано следующее в высшей степени любопытное примечание:

Элендиль и Гиль-галад были союзниками, но то был Последний Союз эльфов и людей. Во время окончательного ниспровержения Саурона эльфы не принимали особенно активного участия в действиях. Возможно, из Девяти Хранителей Леголас сделал меньше всех. Сила Галадриэли, величайшей из выживших в Средиземье эльдар, заключалась в основном в мудрости и добре. Галадриэль могла советовать, могла руководить борьбой, она была непобедима в сопротивлении (особенно в сопротивлении разума и духа), но она не была способна на карательные действия. В отношении к активному действию она в некотором смысле слова уподобилась Манве — конечно, на своем уровне. Впрочем, Манве даже после Низвержения Нуменора и крушения прежнего мира, даже в Третью эпоху, когда Благословенное королевство оказалось удалено из «Кругов Мира», не оставался безучастным наблюдателем. Несомненно, именно из Валинора явились посланцы, именовавшиеся истари, или волшебниками, и в их числе Гэндальф, который в конце концов возглавил борьбу и руководил одновременно и нападением, и защитой.

Кем же был этот «Гэндальф»? Говорят, что в более поздние годы (когда над Королевством снова поднялась тень зла) многие Верные тех времен считали, будто «Гэндальф» был последним воплощением самого Манве, который еще раз явился в мир, прежде чем окончательно удалиться на свою сторожевую башню Таникветиль. (Гэндальф говорил, что «на Западе» его звали Олорин, но, по их представлениям, это было всего лишь прозвище, взятое ради сохранения инкогнито). Мне, конечно, неизвестна истина, а если бы она и была мне известна, то с моей стороны было бы ошибкой высказываться более определенно, чем сам Гэндальф. Но я думаю, что эта идея не соответствует действительности. Манве не спустится с Таникветили до самого Конца, до Дагор Дагорат и возвращения Мелькора⁹. Чтобы повергнуть Моргота, Манве послал своего герольда, Эонве. Разве не следует из этого, что против Саурона послан был некий уступающий Эонве (но все же могущественный) дух из народа ангелов, несомненно, изначально равный Саурону по происхождению, но не превосходящий его? Он звался Олорин. Но мы никогда не узнаем об Олорине ничего сверх того, что он явил нам в Гэндальфе.

Далее следуют шестнадцать строчек, написанных аллитерационным стихом:

Поведать ли вам преданье древнее
О Пяти, что из дальнего прибыли края?
Вернулся — один. Другим же боле
Не бродить в Средиземье средь смертных людей
До Дагор Дагорат дня рокового.
Слышал ли ты совет сокровенный
Владык Запада в земле Аман?
Дороги долгие в ту даль утеряны,
Не беседует Манве боле со смертными.
Весть занес ветер с Запада былого,
В тиши полуночной, в час, когда спящему
Виденья являются, днем недоступные,
Из земель позабытых, из веков позаброшенных,
Из-за моря годов умам ищущим.
Нет, Владыка Верховный не забыл Средиземье.
Узрел он Саурона — угрозу растущую...¹⁰

В этих стихах речь идет в основном о более глобальном вопросе влияния Манве и валар на судьбы Средиземья во времена после Низвержения Нуменора, но этот вопрос выходит за рамки данной книги.

После слов «но мы никогда не узнаем об Олорине ничего сверх того, что он явил нам в Гэндальфе» отец позднее добавил:

...за исключением того, что Олорин — имя из Высокого эльфийского наречия и, следовательно, оно было дано ему валинорскими эльфами, или «переведено» так, чтобы быть понятным для них. Но в любом случае, будь это имя данным или избранным, каково же его значение? Слово «олор» часто переводится как «грезы», но имеются в виду не обычные человеческие грезы, и уж, во всяком случае, не сны. Эльдар обозначали этим словом яркие видения, содержащиеся в их памяти или созданные их воображением — то есть отчетливые мысленные картины того, чего в реальности рядом нет. Но это не просто мысль о чем-то, а полное воссоздание предмета вплоть до мельчайших подробностей.

В отдельном этимологическом примечании дается сходное толкование этого слова:

olo-s — видение, «фантазия»: общее эльфийское наименование для «мысленных творений», которые в действительности не существуют в Эа помимо этого творения, но которые эльдар способны при помощи Искусства ( Karme ) сделать зримыми и ощутимыми. Словом «олос» обычно называют прекрасные творения, созданные исключительно как произведение искусства (т.е. не для того, чтобы кого-то обмануть или добиться власти).

Далее приводятся слова, образованные от этого корня: квенийское olos — «греза, видение», мн.число — olozi / olori ; o l а- (безличный) — «грезиться»; olosta — «грезящий». Этот корень входит и в имя «Олофантур» — раннюю форму «истинного» имени Лориэна, валы, который являлся «владыкой видений и снов». Позднее, в «Сильмариллионе», оно было заменено на «Ирмо» (точно так же, как «Нуруфантур» было заменено именем «Намо» (Мандос) — хотя в «Валаквенте» сохранилась множественная форма «Феантури» для наименования двух этих «братьев»).

Это обсуждение слова olos , olor явно связано с тем местом в «Валаквенте» («Сильмариллион»), где говорится, что в Валиноре Олорин обитал в Лориэне, и что

...хотя он любил эльфов, он бродил меж них незримым или приняв облик одного из них, и они не знали, откуда приходят дивные видения или мудрые мысли, что он вкладывал в их сердца.

В более раннем варианте этого отрывка говорится, что Олорин был «советником Ирмо», и что в сердцах тех, кто прислушивался к нему, пробуждались мысли о «прекрасных творениях, которых пока что не существовало, но которые можно было сотворить, дабы украсить Арду ».

Существует длинное примечание, поясняющее тот отрывок из «Двух твердынь», где Фарамир в Хеннет-Аннуне повторяет слова Гэндальфа:

В разных странах меня зовут разными именами. Среди эльфов я Митрандир, среди гномов — Тхаркун; Олорином звался я во дни моей юности на Западе, что ныне забыт¹¹; на Юге я Инканус, на Севере — Гэндальф; а на Восток я не хожу.

Это примечание написано до появления второго издания ВК, вышедшего в 1966 г., и гласит следующее:

Время появления Гэндальфа неизвестно. Он пришел из-за Моря, видимо, в то же самое время, когда были замечены первые признаки нового возрождения «Тени» — появление и распространение злых тварей. Но Гэндальф редко упоминается в каких-либо анналах или хрониках, относящихся ко второму тысячелетию Третьей эпохи. Вероятно, он долго странствовал (в разных обличьях), не вмешиваясь в происходящие события, а лишь изучая сердца эльфов и людей, которые некогда противостояли Саурону, и на которых можно было надеяться в грядущей борьбе с ним. Сохранилось его собственное утверждение (или вариант такового — но, в любом случае, оно было понятно не до конца), гласящее, что в юности, на Западе, он звался Олорином, но эльфы прозвали его Митрандиром (Серым Скитальцем), гномы — Тхаркуном (говорят, что это означает «человек с посохом»), на Юге — Инканусом, на Севере — Гэндальфом, а на Восток, по его словам, он не ходил.

Под Западом здесь явно понимается Дальний, Заокраинный Запад, а не часть Средиземья; имя Олорин — из Высокого эльфийского наречия. «Север» — это, по-видимому, северо-запад Средиземья, где большая часть обитателей или говорящих народов были и остались свободными от влияния Моргота и Саурона. Жители этих земель должны были сильнее всего сопротивляться злу, оставшемуся от Врага, или его слуге, Саурону, буде он вновь объявится. Границы этого края, естественно, довольно неопределенны; его восточной границей условно считается река Карнен до ее впадения в Кельдуин (река Бегущая), и далее до моря Нурнен, и оттуда на юг, до древних границ южного Гондора (изначально в него входил и Мордор: Саурон занял его, несмотря на то, что этот край находился за пределами его изначальных владений «на Востоке», ибо задумал превратить Мордор в угрозу для Запада и нуменорцев). Таким образом, в понятие «Север» входит весьма большая территория — от залива Льюн на западе примерно до Нурнена на востоке, и от Карн-Дума на севере до южной границы древнего Гондора с Ближним Харадом. Восточнее Нурнена Гэндальф никогда не заходил.

В этом отрывке содержится единственное уцелевшее свидетельство о том, что Гэндальф путешествовал и дальше на юг. Арагорн утверждал, что бывал «в дальних краях Руна и Харада, где светят незнакомые звезды» («Братство Кольца», II, 2)¹². Но нет оснований предполагать, что Гэндальф тоже забредал столь далеко. Действие всех этих легенд происходит на Севере — поскольку мы принимаем как исторический факт, что борьба против Моргота и его слуг велась в основном на севере, и в первую очередь на северо-западе Средиземья, ибо эльфы, а впоследствии и люди, бежавшие от Моргота, неизменно стремились на запад, в сторону Благословенного Королевства, — а точнее, на северо-запад, потому что именно там берега Средиземья были ближе всего к Аману. Таким образом, термин «Харад» — «Юг» — весьма расплывчат, и хотя до падения нуменорцы исследовали берега Средиземья, заплывая далеко на юг, их поселения, расположенные южнее Умбара, либо растворились среди местных жителей, либо, будучи основаны теми нуменорцами, что еще в Нуменоре были совращены Сауроном, превратились в часть владений Саурона и сделались враждебными. Но что касается тех южных земель, что граничили с Гондором (гондорцы называли их просто Харадом, «Югом», Ближним или Дальним), то, с одной стороны, там было больше вероятности организовать «Сопротивление», а с другой — именно там наиболее активно действовал Саурон в Третью эпоху, поскольку эти земли были для него источником людской силы, которую весьма удобно было использовать против Гондора. Поэтому Гэндальф вполне мог побывать там в ранние дни своих трудов.

Но главным для него всегда оставался «Север» и, прежде всего, его северо-западная часть: Линдон, Эриадор и Долины Андуина. Его главными союзниками были Эльронд и северные дунедайн (Следопыты). Гэндальф выделялся также своей любовью и интересом к «полуросликам» — его мудрое сердце предчувствовало, что в свое время им предстоит сыграть важную роль, и в то же время он прозревал их скрытые достоинства. Гондор привлекал его внимание меньше — по той самой причине, по которой он особенно интересовал Сарумана: это было сосредоточение знания и власти. Правители Гондора в силу своего происхождения и в силу всех местных традиций были непримиримыми противниками Саурона, — по крайней мере, с государственной точки зрения: их королевство возникло как вызов Саурону, и могло существовать лишь постольку, поскольку имело возможность противостоять ему силой оружия. Гэндальф не имел особой возможности направлять гордых гондорских правителей или наставлять их, и лишь во времена упадка их могущества, когда мужество и стойкость в отстаивании дела, казавшегося безнадежным, облагородили владык Гондора, Гэндальф начал всерьез заботиться о них.

Имя «Инканус», очевидно, «иностранное»—то есть не из Всеобщего наречия, и не из эльфийских языков (синдарина или квеньи), и не из сохранившихся языков людей Севера. В примечаниях к «Книге тана» сказано, что это приспособленная к квенье форма слова, на харадском языке означающего просто «северный шпион» (Inka-nus)¹³.

Слово «Гэндальф» — это замена, введенная в английский текст на основании того же принципа, что хоббитские и гномьи имена. На самом деле это древненорвежское слово (в «Прорицании вельвы» это имя одного из карликов)¹⁴. Я использовал его, поскольку в нем, по всей видимости, содержится слово gandr, посох, жезл, в особенности «магический», и потому можно предположить, что оно означает «эльфийское существо с (волшебным) посохом». Гэндальф не был эльфом, но люди могли ассоциировать его с эльфами, зная о его союзе и дружбе с этим народом. Поскольку он говорит, что этим именем его называют «на Севере» в целом, слово «Гэндальф», видимо, заменяет собой слово из вестрона, состоящее из корней, которые произошли не из эльфийских языков.

Совершенно иной взгляд на значение слов Гэндальфа о том, что на Юге он — Инканус, и на этимологию этого имени содержится в примечании, написанном в 1967 г .:

Что имеется в виду под «Югом» — неясно. Гэндальф заявил, что никогда не бывает «на Востоке», но на самом деле он, по всей видимости, ограничил свои странствия и свои заботы западными землями, где жили эльфы и люди, в целом враждебно относящиеся к Саурону. Во всяком случае, не похоже, чтобы он когда-нибудь странствовал по Хараду (тем более Дальнему Хараду!) или оставался там на долгий срок, достаточный для того, чтобы получить имя на каком-либо из непонятных языков тех малоизученных краев. В таком случае, под Югом должен пониматься Гондор (в широком смысле слова — те земли, которые находились под властью Гондора в годы его наивысшего могущества). Однако в те времена, когда разворачивается действие данной повести, Гэндальфа называют в Гондоре исключительно Митрандиром (так к нему обращаются высокопоставленные лица или люди нуменорского происхождения — такие как Денетор, Фарамир, и т.д.). Это слово синдарское, и об этом имени сказано, что так Гэндальфа называли эльфы; но знатные гондорцы знали этот язык и говорили на нем. «Общеизвестное» его имя на вестроне или Всеобщем наречии явно означает «Серый плащ», но поскольку оно было дано в давние времена, теперь оно звучало архаично. Его можно перевести словом Greyhame («Серая Хламида»), которое использовал Эомер в Рохане.

Далее отец приходит к выводу, что под «Югом» здесь понимается Гондор, и что Инканус, как и Олорин — квенийское имя, но оно было придумано в Гондоре в более ранние времена, когда наречие квенья все еще употреблось учеными людьми и оставалось языком многих исторических записей, подобно тому, как это было принято в Нуменоре.

Как сказано в «Повести лет», Гэндальф появился на Западе в начале одиннадцатого века Третьей эпохи. Если предположить, что вначале он достаточно часто посещал Гондор и оставался там на достаточно длительное время, чтобы получить какое-нибудь имя (возможно, даже не одно) — скажем, в царствование Атанатара Алкарина, правившего примерно за 1800 лет до войны Кольца, — то вполне возможно, что Инканус — это данное ему квенийское имя, которое позднее устарело, и его помнили лишь ученые люди.

В соответствии с этим предполагается, что данное слово состоит из квенийских элементов in ( id )—«разум, мысль» и kan- «правитель», встречающегося, в частности, в слове cano , canu — «правитель, вождь» (второй элемент в именах «Тургон» и «Фингон»). В данном примечании отец упоминает об латинском слове incanus («седовласый») таким образом, который заставляет предположить, что именно от него и произошло это имя Гэндальфа во времена написания ВК; если это правда, то это весьма странно. И в конце данного рассуждения отец замечает, что сходство квенийского имени и латинского слова следует считать «случайностью», точно так же, как синдарское Orthanc — «раздвоенная вершина» — совпадает по звучанию с англосаксонским словом orthanc — «коварный ум», что и означает это слово в языке рохиррим.

1 Английское wizard — от слова wise , «мудрый». — (прим. перев.)

2 В «Двух твердынях» (III, 8) сказано, что «многие считали Сарумана главой волшебников», а на Совете Эльронда («Братство Кольца», II, 2) Гэндальф прямо говорит: «Саруман Белый — величайший в нашем ордене».

3 Другой вариант того, что сказал Кирдан Гэндальфу, вручая ему в Серых Гаванях Кольцо Огня, приводится в главе «О Кольцах Власти» («Сильмариллион»). Почти с теми же словами обращается Кирдан к Гэндальфу и в приложении B к ВК (в кратком введении к «Повести лет» Третьей эпохи).

4 В письме, датированном 1958 г ., отец писал, что он ничего толком не знает о «двух остальных», поскольку они не связаны с историей северо-запада Средиземья. «Я полагаю, — писал он, — что они отправились посланцами в отдаленные края, на Юг и на Восток, за пределы тех мест, на которые распространялось влияние ну-менорцев, чем-то вроде миссионеров в земли, захваченные врагом. Многого ли они сумели добиться, мне неизвестно; но я боюсь, что они пали, как и Саруман, хотя, несомненно, это произошло иначе, чем с ним; и я подозреваю, что именно они были основателями тайных культов и “магических” традиций, переживших падение Саурона».

5 В очень позднем примечании, касающемся имен истари, о Радагасте говорится, что это имя происходит из наречия людей, живущих в Долинах Андуина, и что «теперь трудно точно установить его смысл». В «Братстве Кольца», II, 3 говорится, что Росгобель, «давнее жилище Радагаста», располагалось «в лесу между Карроком и Старой Лесной дорогой».

6 На самом деле, судя по упоминанию об Олорине в «Валаквенте» («Сильмариллион»), представляется очевидным, что истари — майяр, поскольку Олорин — это и есть Гэндальф.

7 Видимо, Курумо — это квенийское имя Сарумана. Оно нигде больше не встречается. Курунир — синдарская форма этого имени. «Саруман», имя, которым его звали люди Севера, содержит англосаксонское слово searu , saru — «умение, хитрость, коварство». «Айвендиль», должно быть, означает «любящий птиц»; ср. «Линаэвен» — «птичье озеро», расположенное в Неврасте (см. приложение к «Сильмариллиону», раздел лин (I)). Что касается значения имени «Радагаст» — см. выше. Имя «Палландо», несмотря на написание, возможно, содержит основу palan — «вдаль», встречающуюся также в словах «палантир» и «Паларран» — «Далекостранствующий» (название корабля Алдариона).

8 В письме, написанном в 1956 г ., отец говорит, что «в ВК практически не встречается упоминаний о том, чего не существует на самом деле, на том же уровне бытия, что и прочие события романа (т.е. на уровне вторичной или “со-творческой” реальности)», и в примечании к этой фразе добавляет: «Кошки королевы Берутиэли и имена двух остальных магов (пятеро минус Саруман, Гэндальф и Радагаст) — вот и все, что мне удалось припомнить». (В Мории Арагорн говорит о Гэндальфе, что «Он и в могильной темноте отыщет дорогу домой вернее кошек королевы Берутиэли» («Братство Кольца», II, 4).

Но, однако, на самом деле история королевы Берутиэли все же существует, хотя и в самом что ни на есть черновом наброске, часть которого совершенно неразборчива. Берутиэль была злой, замкнутой, нелюбящей и нелюбимой женой Тараннона, двенадцатого короля Гондора (830-913 годы Третьей эпохи), первого из «Морских королей», который принял корону под именем Фаластур, Владыка побережий, и был первым бездетным королем (ВК, приложение A, I, и и iv). Берутиэль жила в Осгилиате, в Королевском дворце. Она ненавидела шум и запах моря и дом, построенный Таранноном под Пеларгиром — дом этот «стоял на арках, опоры которых были погружены в широко разлившиеся воды Этир-Андуина». Она ненавидела все искусные изделия, яркие краски и изящные украшения; одевалась она исключительно в черное с серебром и жила в пустых покоях, а сады ее дома в Осгилиате были заполнены странными извращенными скульптурами, стоявшими среди тисов и кипарисов. У королевы было девять черных кошек и одна белая — ее рабыни, с которыми она разговаривала или читала их воспоминания, и которых посылала вынюхивать все темные тайны Гондора, так что королеве было известно немало таких вещей, «которые люди сильнее всего желают скрыть». А белую кошку она отправляла следить за черными, и мучала их. Ни один человек в Гондоре не решился бы тронуть их — все боялись этих кошек, и лишь посылали проклятия им вслед. Далее единственная имеющаяся рукопись становится полностью неразборчивой — за исключением конца, где говорится, что имя Берутиэли было вычеркнуто из «Книги королей» («но память людская хранится не только в книгах, и кошки королевы Берутиэли навсегда вошли в поговорку»), и что король Тараннон велел посадить королеву на корабль вместе с ее кошками и пустил этот корабль по воле волн, когда дул северный ветер. Последний раз этот корабль видели, когда он, освещенный серпом луны, проплывал мимо Умбара. Одна кошка сидела на верхушке мачты, а вторая — на носу корабля, словно изваяние.

9 Здесь идет речь о так называемом Втором Пророчестве Мандоса, которое не упоминается в «Сильмариллионе». Разъяснять его здесь не представляется возможным, поскольку для этого пришлось бы углубиться в историю мифологии и ее связь с опубликованной версией.

10 Стихи в переводе А. Хромовой - (прим. перев.)

11 Гэндальф еще раз повторяет: «Олорином звался я на Западе, что ныне забыт», когда разговаривает с хоббитами и Гимли в Минас-Тирите, после коронации короля Элессара: см. «Поход к Эребору».

12 Упоминание о «незнакомых звездах» явно относится только к Хараду и, вероятно, означает, что Арагорн добирался в своих странствиях до южного полушария. — (прим. авт.)

13 Знак над последней буквой слова Inka-nus заставляет предположить, что, возможно, последняя согласная здесь — «ш».

14 Одна из поэм, входящих в очень древний сборник древненорвежской поэзии, известный под названием «Поэтическая Эдда», или «Старшая Эдда».