Палантиры

Несомненно, палантиры никогда не были чем-то общеизвестным и общедоступным, даже в Нуменоре. В Средиземье они хранились под стражей на вершинах могучих башен, доступ к ним имели только короли, правители и доверенные хранители, ими никогда не пользовались открыто, и народу их не показывали. Но во времена королей палантиры не являлись некой зловещей тайной. Иметь с ними дело было вполне безопасно, и любой из королей или из тех, кому было поручено следить за Камнями, без колебаний сообщил бы, что известия о действиях или мнениях правителей соседних стран и областей получены им через Камни¹.

После того, как окончились дни королей и пал Минас-Итиль, об открытом и официальном использовании палантиров более не упоминается. С тех пор, как Арведуи Последний Король погиб в кораблекрушении в 1975 году², на севере не осталось ни одного Камня, который мог бы отозваться южным Камням. В 2002 году был потерян итильский Камень. Таким образом, остались только анорский Камень в Минас-Тирите и Камень Ортанка³.

Камнями перестали пользоваться, и они почти исчезли из памяти людской. Тому было две причины. Во-первых, оставалась неизвестной судьба итильского Камня; разумно было предположить, что защитники Минас-Итиля уничтожили его, прежде чем крепость захватили и разграбили⁴; но не исключалось, что Камень попал в руки Саурона, и более мудрые и дальновидные могли принять это в расчет. Похоже, что об этом действительно подумали, и было решено, что с помощью одного Камня Саурон не сумеет причинить большого вреда Гондору, если не вступит в контакт с другим Камнем, на него настроенным⁵. Можно предположить, что именно поэтому анорский Камень, о котором молчат все летописи наместников вплоть до самой войны Кольца, хранился в глубокой тайне; доступ к нему имели только правители-наместники, и никто из них, кажется, не пользовался им, кроме Денетора II.

Во-вторых, Гондор пришел в упадок, и почти все, в том числе и знатные люди королевства утратили интерес к истории и продолжали изучать только свои генеалогии, имена своих предков и родичей. Когда прервался род королей, в Гондоре наступило «средневековье»: науки забывались, ремесла становились все примитивнее. Послания отправлялись с нарочными и гонцами, срочные вести передавались сигнальными огнями, и если Камни Анора и Ортанка еще хранились как древние реликвии, хоть об их существовании и мало кто знал, то история Семи Камней древности была напрочь забыта; и если стихи о них еще помнили, то никто их не понимал; рассказы об их действии превратились в сказки о древних королях, от взгляда которых ничто не могло укрыться, которые владели эльфийской магией и повелевали быстрокрылыми духами, собиравшими для них вести и носившими послания.

Видимо, ортанкским Камнем наместники долгое время пренебрегали: он был бесполезен для них, и ему ничто не угрожало в этой неприступной башне. Даже если бы сомнения, связанные с итильским Камнем, не распространялись и на него тоже, он находился в области, которой Гондор интересовался все меньше и меньше. Каленардон всегда был малонаселенной провинцией, а Черный мор 1636 года окончательно опустошил его. Выжившее население нуменорской крови постепенно перебралось в Итилиэн и поближе к Андуину. Изенгард оставался личным владением наместников, но Ортанк стоял пустым; в конце концов его заперли, а ключи отправили в Минас-Тирит. Если наместник Берен, передавая ключи Саруману, и вспомнил о Камне, то он, вероятно, подумал, что более надежного хранителя, чем сам глава Совета, противостоящего Саурону, ему не найти.

Несомненно, Саруман во время своих исследований⁶ основательно изучил все сведения о Камнях (которые не могли не привлечь его внимания) и убедился, что ортанкский Камень и поныне пребывает в башне, целый и невредимый. Ключи от Ортанка Саруман получил в 2759 году, официально как хранитель Башни и наместник правителя Гондора. В то время ортанкский Камень вряд ли мог заинтересовать Белый Совет. Только Саруман, которому удалось расположить к себе наместников, успел достаточно изучить летописи Гондора, чтобы оценить значение палантиров и придумать, как можно использовать оставшиеся; но своим соратникам он об этом ничего не сказал. Из-за своей зависти и ненависти к Гэндальфу он прекратил сотрудничать с Советом, который в последний раз собирался в 2953 году. Саруман превратил Изенгард в свое владение (хотя и не заявлял об этом открыто) и перестал считаться с правителями Гондора. Разумеется, Совет не мог одобрить этого; но Саруман был независимым посланником и имел право, если хотел, действовать в борьбе с Сауроном самостоятельно, в соответствии со своим собственным замыслом⁷.

Вообще-то Совет наверняка и без Сарумана знал о Камнях и об их первоначальном расположении; но Камни не представлялись чем-то насущно важным: это была часть истории королевств дунедайн, удивительная и прекрасная, но теперь большинство Камней были утрачены, а оставшиеся сделались почти бесполезны. Не следует забывать, что первоначально Камни были «безобидными», то есть не служили злу. Это Саурон сделал из них зловещие орудия обмана и подавления воли.

Возможно, Совет, предупрежденный Гэндальфом, и начал сомневаться в намерениях Сарумана относительно Колец, но даже Гэндальф не знал, что Саруман стал союзником (или прислужником) Саурона. Это Гэндальф обнаружил только в июле 3018 года. Но несмотря на то, что за последние годы Гэндальф расширил свои познания в истории Гондора, изучая его архивы, и передал эти сведения Совету, и он, и весь Совет прежде всего интересовались Кольцом, а кроющиеся в Камнях возможности так и не были оценены. Очевидно, во времена войны Кольца Совет не так давно осознал, что судьба итильского Камня остается неизвестной, и никто не задумался, что может произойти с тем, кто воспользуется одним из оставшихся Камней, если итильский Камень действительно находится в руках Саурона (эта оплошность простительна даже таким умам, как Эльронд, Галадриэль и Гэндальф, если принять во внимание, какие заботы их одолевали). Только происшествие с Перегрином на Дол-Баране вдруг открыло, что «связь» между Изенгардом и Барад-дуром (а о том, что связь была, догадались, когда стало известно, что во время нападения на Хранителей на Парт-Галене солдаты Изенгарда действовали заодно с Сауроновыми) поддерживалась через Камень Ортанка — и другой палантир.

Рассказывая Перегрину о палантирах по дороге в Минас-Тирит («Две твердыни», III, 11), Гэндальф хотел только дать хоббиту некоторое представление об истории палантиров, дабы тот мог понять, с какой серьезной, древней и могущественной вещью он связался. Гэндальф не стал раскрывать весь ход своих умозаключений и изысканий, а сразу перешел к главному: объяснил, как Саурону удалось овладеть Камнями, так что любому, даже самым могущественным, стало опасно иметь с ними дело. Но одновременно Гэндальф не переставал всерьез размышлять о Камнях и о том, какой свет проливает происшествие на Дол-Баране на многое, что он давно замечал, а понять не мог: например, на необыкновенную осведомленность Денетора о том, что творится в дальних краях, и на его преждевременную старость, которая впервые проявилась, когда Денетору было немногим более шестидесяти, хотя он принадлежал к народу и семейству, что и поныне отличались более долгим сроком жизни, чем другие люди. Должно быть, на пути в Минас-Тирит Гэндальфа подгоняла не только нехватка времени и надвигающаяся война, но и внезапный страх: вдруг Денетор тоже пользовался палантиром, анорским Камнем, — а также желание выяснить, как это на него подействовало: не окажется ли, что Денетору, как и Саруману, нельзя доверять в решающем испытании безнадежной войны, и что он может покориться Мордору. Эти сомнения Гэндальфа во многом объясняют обращение Гэндальфа с Денетором после приезда в Минас-Тирит и в последующие дни, а также все, что они говорили друг другу⁸.

Следовательно, Гэндальф всерьез начал принимать в расчет палантир Минас-Тирита только после происшествия с Перегрином на Дол-Баране. Хотя, разумеется, он и раньше знал или догадывался о его существовании. О жизни Гэндальфа до конца Бдительного мира (2460) и основания Белого Совета (2463) известно мало, и, по всей видимости, Гондор стал вызывать у него особый интерес лишь после того, как Бильбо нашел Кольцо (2941), а Саурон открыто вернулся в Мордор (2951)⁹. В тот момент Гэндальф (как и Саруман) сосредоточил внимание на Кольце Исильдура, но можно предположить, что из архивов Мирас-Тирита он почерпнул немало сведений о гондорских палантирах, хотя и не сумел оценить их значение так же быстро, как Саруман, который, в противоположность Гэндальфу, всегда больше интересовался всякими машинами и приспособлениями, дающими власть над людьми, чем самими людьми. Однако Гэндальф, возможно, уже тогда знал о происхождении и свойствах Камней больше Сарумана, потому что тщательно изучал все, что касалось древнего королевства Арнор и более поздней истории тех земель, и был в дружбе с Эльрондом.

Но к тому времени анорский Камень уже хранился в тайне; о его судьбе после падения Минас-Итиля нигде в летописях или документах наместников не упоминается. Было известно, что ни Ортанк, ни Белая Башня Минас-Тирита ни разу не попадали в руки врага, и это позволяло предположить, что Камни, скорее всего, находятся там, где пребывали с самого начала; но не было полной уверенности, что правители оставили их на месте, а не «схоронили»¹⁰ в тайной сокровищнице, — быть может, даже не в крепости, а в каком-нибудь секретном убежище в горах, подобном Дунхарроу.

В романе Гэндальфу следовало сказать, что он думает, что Денетор не трогал палантир, пока его мудрость не начала сдавать¹¹. Он не мог говорить об этом как об установленном факте, потому что ответ на вопрос, когда и почему Денетор решился воспользоваться Камнем, так и остался в области догадок. Что бы ни думал Гэндальф по этому поводу, то, что известно о Денеторе, позволяет предположить, что он стал заглядывать в анорский Камень за много лет до 3019 года, и даже раньше, чем Саруман отважился или счел нужным воспользоваться Камнем Ортанка. Денетор унаследовал пост наместника в 2984 году, в пятьдесят четыре года; это был властный человек, очень мудрый, и для своего времени весьма ученый; он обладал могучей волей, верил в свои силы и ничего не боялся. Люди впервые обратили внимание на его «мрачность» в 2988 году, когда умерла его жена Финдуилас, но, вероятнее всего, он стал прибегать к помощи Камня тотчас же, как получил власть: он долго изучал предания о палантирах и их использовании в личных архивах наместников, доступных только правителю и его наследнику. Надо думать, Денетор жаждал воспользоваться Камнем уже в последние годы правления Эктелиона II, своего отца, потому что в Гондоре опять наступили беспокойные времена, а личное положение Денетора в государстве было поколеблено славой «Торонгиля»¹² и расположением, которое выказывал ему Эктелион. Так что по крайней мере одним из мотивов действий Денетора была зависть к Торонгилю и нелюбовь к Гэндальфу, которого его отец привечал, следуя советам Торонгиля: Денетор хотел превзойти этих «узурпаторов» знаниями и осведомленностью и, по возможности, следить за ними, когда их не было в городе.

Следует различать борьбу Денетора с Сауроном, которая сломила его, и то усилие, которое всегда приходилось совершать, имея дело с Камнем¹³. Касательно последнего, Денетор полагал, что оно ему по силам, и не без оснований; а с Сауроном он, скорее всего, не сталкивался в течение многих лет и, по всей вероятности, поначалу даже не брал в расчет возможность такой встречи. О пользовании палантирами и различии между «видением» с помощью одного Камня и передачей мыслей с помощью двух сообщающихся Камней см. ниже. Научившись обращаться с Камнем, Денетор мог узнавать многое о том, что происходит в мире, с помощью одного лишь анорского Камня, и, даже когда Саурон заметил это, Денетор мог продолжать самостоятельные наблюдения, пока у него хватало сил управлять Камнем по своей воле и противостоять Саурону, который все время пытался «подчинить» себе анорский Камень. Не следует также забывать, что Камни были лишь малой частью обширных замыслов и интриг Саурона: он пользовался палантирами, чтобы обманывать двоих из своих противников и влиять на них, но при всем желании не мог бы постоянно наблюдать за итильским Камнем. Саурон не имел обыкновения поручать своим подчиненным использовать столь ценные инструменты; да и не было среди его прислужников никого, кто мог бы померяться умом и волей с Саруманом или хотя бы с Денетором.

Денетору помогало — несмотря на то, что ему приходилось иметь дело с самим Сауроном, — еще и то, что Камни куда легче повиновались тем, кто пользовался ими по праву: в первую очередь истинным «наследникам Элендиля» (например, Арагорну), но также и тем, кто, подобно Денетору, унаследовал право на них, — чем Саруману или Саурону. Недаром и последствия были разные. Саруман подпал под власть Саурона и стал желать ему победы, или, по крайней мере, перестал противостоять ему. Денетор же остался неколебимым врагом Саурона, но поверил, что его победа неизбежна, и потому впал в отчаяние. Несомненно, причины этого различия коренятся прежде всего в том, что Денетор был человеком могучей воли и оставался самим собой до тех пор, пока его не сразил последний удар: смертельная (по-видимому) рана единственного оставшегося в живых сына. Он был горд, но ни в коем случае не себялюбив; он любил Гондор и свой народ и считал, что сама судьба предназначила ему управлять страной в это страшное время. Но дело еще и в том, что анорский Камень принадлежал ему по праву, и ничто (кроме благоразумия) не препятствовало ему воспользоваться им в час нужды. Он, должно быть, догадывался, что итильский Камень оказался в руках Врага, но не боялся встречи с ним, полагаясь на свои силы. И нельзя сказать, что эта уверенность оказалась совершенно беспочвенной. Саурону не удалось подчинить его своей воле, он мог влиять на Денетора, только отводя ему глаза. Вероятно, сперва Денетор не обращал взгляд в сторону Мордора и довольствовался «дальним обзором» через Камень; отсюда его удивительная осведомленность о событиях в дальних краях. Вступал ли он в контакт с Камнем Ортанка и Саруманом, нигде не говорится; вероятно, вступал, и с немалой пользой для себя. Саурон не имел возможности вмешаться в их беседы: «подслушивать» мог только тот, кто смотрел в главный Камень Осгилиата. Когда два Камня «выходили на связь», третьему они не отзывались¹⁴.

Должно быть, короли и наместники сохранили в Гондоре немало сведений о палантирах и передавали их своим наследникам, хотя Камнями более не пользовались. Камни были дарованы Элендилю и являлись неотъемлемой собственностью его наследников, единственных людей, которым они принадлежали по праву; но это не значит, что с ними мог иметь дело только один из этих «наследников». Камнями на законном основании мог пользоваться любой, кому они были поручены «наследником Анариона» или «наследником Исильдура», т.е. законным королем Гондора или Арнора. На самом деле ими в основном и пользовались такие доверенные лица. У каждого Камня был хранитель, в обязанности которого входило «смотреть в Камень» через определенные промежутки времени, или по приказу, или при необходимости. Другим лицам также могло быть поручено пользоваться Камнями, и королевские министры, отвечающие за «разведывательную деятельность», смотрели в них в установленные часы либо при необходимости, передавая полученные сведения королю и Совету, либо королю лично, в зависимости от обстоятельств. Позднее, когда в Гондоре возросло значение должности наместника и она стала наследственной, так что у короля был как бы постоянный «дублер», способный при необходимости подменить его, Камни, по-видимому, почти полностью перешли в руки наместников, и с тех пор предания о свойствах и использовании палантиров хранились и передавались в их роду. Поскольку должность наместника стала наследственной с 1998 года¹⁵, право пользоваться Камнями и дозволять пользоваться ими другим Денетор унаследовал по закону и оно принадлежало ему в полной мере¹⁶.

Однако стоит заметить, ссылаясь на «Властелин Колец», что, помимо и сверх такой доверенности, даже полученной по наследству, любой «наследник Элендиля» (т.е. его признанный потомок, по праву рождения владеющий престолом или княжеской властью в одном из нуменорских королевств) имел право пользоваться любым палантиром. Так, Арагорн предъявил права на ортанкский Камень потому, что этот палантир в данное время не имел владельца или хранителя, а также потому, что Арагорн с юридической точки зрения являлся законным королем Гондора и Арнора и мог, буде пожелает, с полным правом потребовать обратно все то, что было передано и пожаловано его предшественниками.

«Предание о Камнях» ныне забыто, и может быть восстановлено лишь частично, по догадкам и по сохранившимся записям. Камни представляли собой идеальные шары. Когда они пребывали в бездействии, казалось, что они сделаны из сплошного черного стекла или хрусталя. Меньшие Камни имели около фута в диаметре, а большие, например, камни Осгилиата или Амон-Сула, были так велики, что их нельзя было поднять в одиночку. Первоначально палантиры держали в помещениях, соответствующих их размеру и предполагаемому использованию; их размещали на специальных подставках, невысоких круглых столах из черного мрамора с чашей или углублением посередине, на которых их можно было вращать руками. Эти очень тяжелые, но абсолютно гладкие камни нельзя было разбить, уронив или сбросив со стола — ни случайно, ни по злому умыслу. Их вообще нельзя было уничтожить никакими средствами, доступными людям в те времена, хотя некоторые считали, что сильный жар, — например, пламя Ородруина, — может расплавить их, и предполагали, что именно это произошло с итильским Камнем при падении Барад-дура.

Палантиры имели постоянные «полюса», хотя никакими знаками они не обозначались, и на своих подставках Камни устанавливались «вертикально», так, чтобы линия, соединяющая полюса, была направлена к центру Земли, и нижний полюс находился внизу. «Видящая» поверхность Камня располагалась вдоль «экватора». Она воспринимала изображение и передавала его наблюдателю, находящемуся на противоположной стороне, так что тот, кто хотел посмотреть на запад, должен был встать к востоку от Камня, а если он хотел потом взглянуть на север, он должен был перейти налево, к югу. Но второстепенные Камни, например, ортанкский, итильский, анорский и, вероятно, Камень Аннуминаса, имели фиксированное направление, так что, к примеру, западная сторона смотрела только на запад, а в другом направлении ничего не показывала. Если Камень смещался, его возвращали в прежнее положение методом проб, вращая его в разные стороны. Но если палантир был снят с подставки, как это произошло с ортанкским Камнем, найти нужное положение было не так-то просто. Так что это оказалась «чистая случайность», как называют это люди (сказал бы Гэндальф), что Перегрин, возясь с Камнем, установил его на земле более или менее «вертикально» и, сидя к западу от Камня, посмотрел сквозь него на восток в нужном направлении. Главные Камни не были так строго зафиксированы: их можно было вращать вокруг вертикальной оси как угодно, и они могли «видеть» в любом направлении¹⁷.

Поодиночке палантиры только «смотрели» — звук они не передавали. Пока ими не управляла чья-нибудь воля, изображения в них были (или казались) случайными. С высоты они видели вдаль на большое расстояние, но изображение было расплывчатым и искаженным по бокам, сверху и снизу, и передний план смешивался с тем, что находилось позади и по мере удаления теряло отчетливость. Кроме того, обзору могла воспрепятствовать случайность, темнота или «затемнение» (см. ниже). Материальные препятствия взгляду не мешали — одна лишь темнота: палантиры могли видеть то, что находится за горой или за каким-то неосвещенным пространством, но внутри они видели только то, на что падал хоть какой-то свет. Они могли видеть сквозь стены, но не видели ничего внутри помещений, пещер или подвалов, если там не было хотя бы минимального освещения. Сами они создавать или передавать освещение не могли. От их взгляда можно было укрыться с помощью так называемого «затемнения», благодаря которому отдельные предметы или места виделись в Камне только как пятна тени или густого тумана. Как это делали (те, кто знал о Камнях и подозревал, что за ним наблюдают) — остается одной из утерянных загадок палантиров¹⁸.

Наблюдатель мог усилием воли заставить палантир сосредоточиться на какой-либо точке, лежащей в том направлении, куда смотрел Камень¹⁹. Неуправляемые изображения были очень маленькими, особенно в малых Камнях, но они казались больше, если встать на некотором расстоянии от палантира (лучше всего футах в трех). Но если наблюдатель был опытен и обладал сильной волей, он мог приблизить и увеличить отдаленные предметы, сделать их более четкими и удалить «задний план». Например, человек, находящийся на значительном расстоянии, в палантире виделся крошечной фигуркой, размером в полдюйма, и его трудно было разглядеть на фоне ландшафта или в толпе; но усилием воли изображение можно было сделать четким и увеличить до фута, так что человек становился виден отчетливо, как на картинке, и наблюдатель мог узнать его в лицо. С помощью большего усилия можно было даже увеличить отдельные детали, интересующие наблюдателя: к примеру, посмотреть, нет ли у него на руке кольца.

Но такие усилия воли были очень утомительны и могли довести до полного изнеможения. Поэтому к ним прибегали только тогда, когда необходимо было срочно получить какую-то информацию, и только если случай (а также информация, полученная из других источников) позволял наблюдателю выделить из беспорядочного нагромождения видений нужные в данный момент детали. Например, когда Денетор, озабоченный событиями в Рохане, находился у анорского Камня и размышлял, не следует ли немедленно приказать зажечь сигнальные огни и послать «стрелу», он мог встать к юго-востоку от палантира и обратить взгляд на северо-запад, к Рохану, в сторону Эдораса и Изенских бродов. В это время там можно было увидеть движущиеся группы людей. Денетор мог приглядеться к одной из этих групп, разглядеть, что это Всадники, и, наконец, обнаружить кого-то знакомого: например, Гэндальфа, который ехал с подкреплениями к Хельмову ущелью и вдруг повернул коня и ускакал на север²⁰.

С помощью палантиров нельзя было проникать в мысли людей незаметно для них или вопреки их желанию: передача мыслей зависела от воли обоих собеседников, и мысль (воспринимаемая как речь²¹) могла быть передана только с помощью двух сообщающихся Камней.

1 Несомненно, они использовались в переговорах между Арнором и Гондором в 1944 году относительно наследования короны. Передача «посланий» о бедственном положении Северного королевства, полученных в Гондоре в 1973 году, была, возможно, последним случаем их использования до времен войны Кольца. — (прим. авт.)

2 Вместе с Арведуи погибли Камни Аннуминаса и Амон-Сула (Заверти). Третий палантир Севера находился в башне Элостирион на Эмин-Берайде, но он был не таким, как другие (см. прим. ниже).

3 Камень Осгилиата погиб в водах Андуина в 1437 году, во время междоусобной войны.

4 Об уничтожении палантиров см. ниже. В «Повести лет» (2002 год) и в приложении A (I, iv) о том, что палантир после падения Минас-Итиля попал в руки Саурона, говорится как об установленном факте; но отец пояснял, что эти анналы созданы после войны Кольца, и что это утверждение было хотя и верной, но догадкой. Итильский Камень так и не нашелся; вероятнее всего, он погиб вместе с Барад-дуром.

5 В одиночку Камни могли только «смотреть». В них было видно то, что происходило где-то вдали или в прошлом. Понять, что означают эти сцены, было довольно трудно; и наблюдателям, особенно в поздние эпохи, было не так-то просто заставить Камень показывать именно то, что нужно. Но когда два наблюдателя одновременно управляли двумя сообщающимися Камнями, они могли вступать в контакт и обмениваться мыслями (которые воспринимались как речь), и то, что видел и знал один из собеседников, становилось известно и другому. Первоначально этим пользовались главным образом для совещаний, обмена важными для управления государством новостями, мнениями и советами; реже просто для дружеских бесед, поздравлений или выражения соболезнований. Подавлять с помощью Камня волю более слабых собеседников, навязывать им свои повеления и заставлять их выдавать свои тайные мысли додумался только Саурон. — (прим. авт.)

6 На Совете Эльронда Гэндальф упомянул о том, что Саруман долго изучал свитки и книги, хранящиеся в архивах Минас-Тирита.

7 С точки зрения «практической» политики и военной стратегии Изенгард был расположен идеально: он являлся ключом к Вратам Рохана. Они всегда были слабым местом в обороне Запада, особенно с тех пор, как Гондор пришел в упадок. Через них могли тайно проникать вражеские разведчики и шпионы, а иногда, как во Вторую эпоху, и целые армии. В течение многих лет Изенгард хорошо охранялся, и Совет, по-видимому, не обращал внимания на то, что происходит в его стенах. Саруману удавалось хранить в тайне то, что он использовал орков и, вероятно, специально разводил их. К тому же, скорее всего, это не могло начаться намного раньше 2990 года. Он, кажется, ни разу не использовал свои орочьи армии за пределами Изенгарда до нападения на Рохан. Если бы в Совете узнали об этом прежде, они бы, конечно, сразу поняли, что Саруман обратился ко злу. — (прим. авт.)

8 Денетор явно догадывался о подозрениях Гэндальфа. Его это и раздражало, и забавляло. При первой встрече в Минас-Тирите он сказал Гэндальфу: «Я уже знаю обо всем этом — знаю достаточно, столько, сколько надо, дабы по-прежнему противостоять угрозе с Востока», и насмешливо добавил: «Да-да, хотя Камней, говорят, больше нет на свете, однако властителям Гондора зоркости по-прежнему не занимать, и многими путями доходят до них вести». («Возвращение Короля», V, 1). Денетор и без палантиров обладал могучим духом и умел читать в сердцах и мыслях людей, но не исключено, что он действительно видел с помощью анорского Камня все, что произошло в Рохане и Изенгарде. — (прим. авт.)

9 Ср. то место в «Двух твердынях», IV, 5, где Фарамир (родившийся в 2983 году) вспоминает, что в первый раз видел Гэндальфа в Минас-Тирите, еще будучи ребенком, и еще два или три раза с тех пор, и говорит, что Гэндальф приходил туда, чтобы изучать архивы. В последний раз Гэндальф, по-видимому, был там в 3017 году, когда нашел свиток Исильдура. — (прим. авт.)

10 Ссылка на слова Гэндальфа Перегрину по дороге в Минас-Тирит («Две твердыни», III, 11): «Кто знает, куда подевались пропавшие арнорские и гондорские Камни? В земле они схоронены или зарылись в ил на речном дне?»

11 Ссылка на слова Гэндальфа после гибели Денетора («Возвращение короля», V, 7, конец главы). Основываясь на данном рассуждении, отец добавил во фразу «У Денетора хватало мудрости не трогать палантир» слово «наверно», но это изменение (вероятно, по чистой случайности) не было включено в исправленное издание. См. введение.

12 «Торонгиль» («Звездный орел») — прозвище, которое дали Арагорну в Гондоре, когда он инкогнито находился на службе у Эктелиона II; см. ВК, приложение A (I, iv, «Наместники»).

13 Управление палантирами требовало большого напряжения воли, особенно от людей поздних времен, не приученных к подобным упражнениям, и, несомненно, это напряжение, помимо всех прочих забот и тревог, было одной из причин «мрачности» Денетора. Возможно, его жена почувствовала это раньше других, и это усилило тоску, которая свела ее в могилу. — (прим. авт.)

14 В примечании на полях говорится, что «личность Сарумана разъедали гордыня и жажда самоутверждения. Причиной тому было его изучение свойств Колец, ибо он в своей гордыне счел, что мог бы воспользоваться ими, или Им, вопреки чьей бы то ни было воле. Решив не служить никому и ничему, кроме себя самого, он оказался беззащитен перед чужой, более могучей волей, перед ее угрозами или демонстрацией силы». И, кроме того, он не имел права владеть Камнем Ортанка.

15 1998 — год смерти Пелендура, наместника Гондора. «После Пелендура наместничество стало наследственным, как и королевская власть; оно так же передавалось от отца к сыну или ближайшему родственнику». ВК, приложение A, (I, iv, «Наместники»).

16 В Арноре было по-другому. Король (который обычно пользовался Камнем Аннуминаса) являлся законным владельцем всех Камней, но государство распалось, и правители разных королевств оспаривали верховную власть друг у друга. Короли Артедайна, чьи претензии были наиболее законными, назначали хранителя Камня Амон-Сула, главного из северных палантиров. Он был самым большим и самым мощным, и связь с Гондором осуществлялась в основном через него. Когда Ангмар в 1409 году разрушил башню на Амон-Суле, оба Камня перенесли в Форност, резиденцию королей Артедайна. Эти Камни погибли вместе с королем Арведуи во время кораблекрушения, и не осталось никого, кто имел бы прямое или наследственное право владеть Камнями. На севере остался только Камень Элендиля на Эмин-Берайде, но он был не таким, как другие, и для связи не годился. Наследственное право владения им принадлежало «наследнику Исильдура», признанному вождю дунедайн и потомку Арведуи. Но заглядывал ли кто-нибудь из них, включая Арагорна, в этот Камень, чтобы увидеть утраченный Запад, — неизвестно. Этот Камень и башню, в которой он находился, берегли и охраняли Кирдан и эльфы Линдона. — (прим. авт.) В приложении A (I, iii) к ВК сказано, что палантир Эмин-Берайда «не был похож на другие и с ними не сообщался, он смотрел только на Море. Элендиль расположил его так, что он смотрел назад “прямым зрением”, и в него был виден Эрессеа на исчезнувшем Западе; но Нуменор навеки сокрылся под изогнувшимися водами Моря». О том, что Элендиль видел Эрессеа в палантире Эмин-Берайда, говорится также в «О Кольцах Власти» («Сильмариллион»): «Многие верят, что иногда мог он даже узреть вдали Башню Аваллоне, что на Эрессеа — там обитал и обитает ныне Верховный Камень». Примечательно, что в данном отрывке Верховный Камень не упоминается.

17 В более поздней отдельной записи отрицается, что палантиры имели полюса или были как-то ориентированы; но никаких пояснений не дается.

18 Позднейшая запись, о которой говорится в предыдущем прим., рассказывает об этих свойствах палантиров немного по-другому; в частности, под «затемнением» там понимается не это. В этой записи, очень торопливой и местами непонятной, сказано следующее: «Они хранили в себе увиденные образы, так что в каждом накапливалось много сцен и картин, иногда из отдаленных эпох. Они не “видели” в темноте, т.е. того, что не было освещено, они не запоминали. Их обычно хранили в темноте, потому что так легче было видеть то, что они показывают, и с ходом лет они меньше “перегружались” всякими посторонними изображениями. Каким образом удавалось их так “затемнять” — это хранилось в тайне, и ныне неизвестно. Физические препятствия, стена, гора или лес, не мешали им, лишь бы то, что находится за препятствием, было освещено. Позднейшие комментаторы предполагают, что Камни хранились на своих местах под замком в круглых футлярах, чтобы преградить доступ к ним непосвященным; но эти футляры также затемняли их и сохраняли в неподвижности. Видимо, эти футляры были сделаны из какого-то металла или неизвестного ныне вещества». Часть заметок не поддается прочтению, но из того, что можно разобрать, следует, что образы прошедшего были тем отчетливее, чем древнее, а что касается наблюдений за отдаленными объектами, то у каждого Камня имелось свое «идеальное расстояние», на котором видимость была наилучшей. Большие палантиры видели дальше малых; для малых «идеальное расстояние» составляло около пятисот миль (это приблизительное расстояние между Ортанком и Минас-Анором). «Минас-Итиль был слишком близко, но его Камень употреблялся в основном для (неразборчиво), а не для связи с Минас-Анором».

19 Лучше всего было видно в том направлении, куда был направлен взгляд наблюдателя; так, например, для того, кто сидел к юго-востоку от палантира, таким направлением был северо-запад; но это, разумеется, не означает, что поле обзора было разделено на отдельные сектора — нет, оно было непрерывным. — (прим. авт.)

20 См. «Две твердыни», III, 7.

21 В отдельной записи это объясняется подробнее: «Те, кто одновременно управлял двумя сообщающимися Камнями, могли разговаривать, но не вслух — звука Камни не передавали. Они могли обмениваться “мыслями”, глядя друг на друга — не тем, что было у них в голове: ощущениями, намерениями и т.п., а “безмолвными речами”, теми мыслями, которые они хотели передать (уже облеченными в слова или даже высказываемыми вслух), и собеседник воспринимал это как “речь”; только это и могло передаваться».